Нина Геннадьевна лежала, свернувшись под одеялом, словно пытаясь спрятаться от самой себя. Ее тело все еще дрожало от пережитого — кожа горела там, где Сергей оставил свои грубые следы, между ног ныло, а липкая влага его семени, стекавшая по бедрам, казалось, въелась в нее, как клеймо. Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы хоть болью заглушить этот стыд, эту ненависть к себе, которая разъедала ее изнутри. Но даже боль не помогала. В ушах звенели его слова: «Теперь ты моя, Нина. Буду заходить, когда захочу». Они звучали как приговор, как цепи, которые он накинул на нее, и она знала — он не шутил. Сергей был не из тех, кто отступает, а она… она снова поддалась, снова позволила своему телу предать разум.

За окном ветер шуршал ветками, стуча ими о стекло, и этот звук смешивался с ее прерывистым дыханием. Нина натянула одеяло выше, до подбородка, но холод все равно пробирался внутрь — не снаружи, а из глубины ее души. Она закрыла глаза, пытаясь уснуть, но перед ней тут же всплыло его лицо — потное, с блестящими от похоти глазами, с этой звериной ухмылкой, от которой ее до сих пор бросало в дрожь. А потом — его руки, грубые, мозолистые, пахнущие табаком и самогоном, как они раздвигали ее, как врывались в нее, не спрашивая разрешения. И самое страшное — ее собственные стоны, которые она не могла сдержать, которые вырывались из нее, как будто она была не человеком, а животным, подчиненным инстинктам.

«Почему я такая слабая? — думала она, кусая губу до крови. — Почему я не могу сопротивляться? Не могу просто взять и уйти?» Но ответ был очевиден, и от этого становилось только хуже. Уйти ей было некуда. Эта деревня, эта школа, этот дом — ее единственное пристанище, ее хрупкая попытка начать жизнь заново после города, после всех тех ошибок, что она оставила позади. А теперь она увязла здесь, как муха в паутине, и каждый шаг только сильнее затягивал ее в эту грязь.

Нина резко села на кровати, отбросив одеяло. Ее ночнушка была смята, задрана до талии, трусики так и лежали на полу у стола — белые, кружевные, теперь испачканные и бесполезные. Она встала, пошатываясь, и подошла к зеркалу, что висело над старым комодом. В тусклом свете луны, пробивавшемся через занавески, она разглядела свое отражение — растрепанные волосы, покрасневшие щеки, глаза, полные усталости и чего-то еще… страха? Отчаяния? Или, может, того самого предательского желания, которое она так ненавидела в себе? Она провела рукой по бедру, ощущая липкость, оставленную Сергеем, и сжала зубы.

— Хватит, — прошептала она, глядя в свои глаза. — Хватит быть жертвой. Я найду выход. Найду.

Но слова звучали пусто, как эхо в пустой комнате. Она знала, что одной решимости мало. Ей нужен был план, что-то конкретное, что-то, что даст ей силу противостоять — не только Сергею, но и директору, и завучу, и всей этой системе, которая, казалось, была создана, чтобы ломать таких, как она. Нина вернулась к кровати, вытащила из-под подушки тетрадь и открыла ее на последней странице. Ручка дрожала в ее руке, когда она начала писать: «Сергей, ночь, пришел пьяный, взял силой на столе». Она остановилась, перечитала, и добавила: «Я не хотела, но не смогла остановить ни его, ни себя». Эти слова жгли ее, но она заставила себя их записать — как доказательство, как напоминание, как обещание самой себе, что это не останется безнаказанным.

Закрыв тетрадь, Нина спрятала ее обратно и легла, натянув одеяло до подбородка. Сон пришел не сразу — она ворочалась, то проваливаясь в тяжелую дрему, то резко просыпаясь от звука ветра, который казался ей шагами за дверью. Ей снился Сергей, его руки, его голос, но каждый раз она просыпалась с одной мыслью: «Я должна что-то сделать». Когда утро наконец окрасило небо серым светом, Нина встала, чувствуя себя разбитой, но с новой решимостью в груди. Она умылась ледяной водой, стирая с себя остатки ночи, и надела самую строгую одежду — длинную черную юбку, плотную кофту, застегнутую до горла. Сегодня она не даст никому повода, даже случайного взгляда.

В школе день начался как обычно — звонки, шумные ученики, запах мела и старых парт. Нина вела уроки, стараясь сосредоточиться на материале, на лицах детей, на чем угодно, кроме вчерашней ночи. Но тень Сергея, директора, завуча висела над ней, как грозовая туча. Она замечала взгляды — учеников с задних парт, которые шептались, глядя на нее, уборщицы, которая слишком долго задерживала глаза на ее фигуре, даже Светы, которая утром в учительской бросила на нее быстрый, но внимательный взгляд. Нине казалось, что все знают — о туалете, о столе директора, о Сергее. Может, это была паранойя, а может, и нет. В этой деревне сплетни распространялись быстрее ветра, и она понимала, что ее репутация висит на волоске.

На перемене она столкнулась с завучем в коридоре. Он стоял у окна, скрестив руки, и смотрел на нее с той же плотоядной ухмылкой, что и вчера. Нина ускорила шаг, но он окликнул ее:

— Нина Геннадьевна, вы куда так спешите? Не хотите поболтать?

Она остановилась, сжав кулаки в карманах кофты, и обернулась.

— Мне некогда, — ответила она холодно. — Уроки ждут.

Он хмыкнул, шагнув ближе, и понизил голос:

— А я слышал, вы вчера поздно легли. Соседи жаловались, шумно было у вас. Что, гости заглянули?

Нина замерла, чувствуя, как кровь отливает от лица. Он знал. Или подозревал. Или просто играл с ней, как кот с мышью. Она сглотнула, стараясь держать голос ровным:

— Не знаю, о чем вы говорите. У меня все тихо было.

— Ну-ну, — он прищурился, оглядывая ее с ног до головы. — Вы осторожнее, Нина Геннадьевна. Тут слухи быстро ходят. А я ведь могу и помочь… если вы, конечно, будете посговорчивее.

Она развернулась и ушла, не сказав больше ни слова, но его смех эхом догнал ее в коридоре. Нина понимала, что он не отступит, как и Сергей, как и директор. Они все видели в ней добычу, и каждый хотел урвать свой кусок. Но она не собиралась сдаваться — не теперь, когда начала хотя бы пытаться сопротивляться.

В обед она снова зашла в учительскую, где застала Свету. Та сидела за столом, пила чай и листала журнал. Увидев Нину, она улыбнулась, но в этой улыбке было что-то натянутое.

— Нина Геннадьевна, садитесь, — сказала она, отодвигая стул. — Вы сегодня бледная какая-то. Не заболели?

Нина села, благодарная за шанс отвлечься, и покачала головой.

— Нет, просто не выспалась. Ночь тяжелая была.

Света кивнула, но ее взгляд стал внимательнее.

— Да, бывает. А что, нервы? Или… что-то другое?

Нина замялась, не зная, как далеко можно зайти. Света казалась ей единственным человеком, которому можно хоть немного доверять, но рисковать было опасно. Она решила проверить почву:

— Да так, всякое. Школа, ученики… да и коллеги иногда… напрягают.

Света хмыкнула, отставив чашку.

— Коллеги, говорите? Ну, тут без этого никуда. Завуч, поди, опять приставал?

Нина кивнула, стараясь не выдать слишком многого.

— Есть такое. И не только он. Иногда кажется, что я тут… не на своем месте.

Света посмотрела на нее долго, словно взвешивая, что сказать. Потом наклонилась ближе и понизила голос:

— Слушайте, Нина Геннадьевна, я вам по секрету скажу. Тут многие через это проходят. Завуч, директор — они любят власть, любят, когда их боятся. Я сама… ну, скажем, пару раз попадала в переплет. Но научилась держать дистанцию. Вам советую то же — не давайте им слабину, но и не лезьте на рожон. Они злопамятные.

Нина сжала губы, чувствуя, как в груди теплеет от этих слов. Света не предлагала помощи напрямую, но ее тон, ее понимание давали надежду. Может, она и правда не одна?

— Спасибо, Света, — сказала она тихо. — Я подумаю. Просто… иногда кажется, что выхода нет.

Света пожала плечами, возвращаясь к своему чаю.

— Выход всегда есть. Вопрос, какой ценой. Вы только решите, чего хотите — остаться или уйти. А там уж действуйте.

Разговор прервался, когда в учительскую вошла еще одна коллега, и Нина ушла, чувствуя себя чуть увереннее. Света дала ей не решение, но намек на то, что бороться можно. И Нина решила, что попробует — не ради победы, а хотя бы ради того, чтобы не сломаться.

Дома, после уроков, она снова достала тетрадь и записала: «Завуч в коридоре, намеки на ночь. Знает про Сергея?» Она задумалась, перечитывая свои записи. Это был ее щит, ее оружие, пусть пока и слабое. Но ей нужно было больше — доказательства, союзники, план. Она закрыла тетрадь и легла, глядя в потолок. Ветер снова стучал в окно, но теперь этот звук казался ей не угрозой, а напоминанием: она еще жива, еще борется.

На следующий день в школе Нина заметила, что взгляды стали еще пристальнее. Ученики шептались громче, а одна из девочек с передней парты, бойкая десятиклассница по имени Лена, вдруг спросила на уроке, глядя ей прямо в глаза:

— Нина Геннадьевна, а правда, что вы с директором вчера ругались? Говорят, он вас чуть не уволил.

Нина замерла, чувствуя, как класс затих, ожидая ответа. Она сглотнула и выдавила улыбку:

— Лена, слухи — это не то, о чем стоит говорить на уроке. Давайте лучше про литературу.

Девочка хмыкнула, но промолчала, а Нина поняла, что сплетни уже пошли в ход. После урока она вышла в коридор и услышала обрывок разговора двух уборщиц:

— …а я говорю, она сама виновата. Ходит тут, юбки таскает, а потом удивляется, что мужики лезут.

— Да ладно, Галь, она вроде скромная. Может, это они сами…

Нина ускорила шаг, чувствуя, как щеки горят. Они говорили о ней, и это было только начало. К вечеру, вернувшись домой, она рухнула на кровать, не раздеваясь. Ей хотелось кричать, бить кулаками в стену, но вместо этого она просто лежала, глядя в пустоту. А потом снова раздался стук в дверь.

Она вздрогнула, сердце заколотилось. Нина знала, кто это, еще до того, как услышала его голос:

— Открывай, Нина. Я пришел, как обещал.

Сергей. Снова. И Нина поняла, что этот кошмар не закончится, пока она сама не найдет способ его остановить. Она встала с кровати, чувствуя, как ноги дрожат, и подошла к двери. Но вместо того чтобы открыть, как в прошлый раз, она прислонилась к ней спиной, сжимая кулаки. Нет, сегодня она не сдастся так легко. Она не хотела снова чувствовать его руки, его дыхание, его власть над ней. Но что делать? Позвать на помощь? Кого? В этой деревне никто не придет, а если и придет, то только чтобы поглазеть или осудить.

Стук стал громче, настойчивее. Сергей явно не собирался уходить.

— Нина, открывай, я сказал! — его голос был хриплым, пьяным, злым. — Не заставляй меня ломать эту чертову дверь!

Она сжала зубы, чувствуя, как паника подступает к горлу. Ей нужно было что-то придумать, и быстро. Нина огляделась — старый дом, скрипящие полы, слабый свет лампочки над столом. Ее взгляд упал на кухонный нож, лежавший на столе рядом с недоеденным куском хлеба. Она замерла, глядя на него. Нет, она не сможет… Или сможет? Мысль о том, чтобы взять нож в руки, напугала ее, но в то же время дала странное чувство силы. Если он войдет, она хотя бы попытается защититься.

— Нина, я считаю до трех! — рявкнул Сергей, и дверь затряслась от удара его кулака. — Раз…

Она шагнула к столу, дрожащими руками схватила нож и сжала его так сильно, что костяшки побелели. Это было безумие, но другого выхода она не видела.

— Два…

Нина повернулась к двери, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле. Она не знала, хватит ли у нее смелости, но знала одно — сегодня она не будет просто лежать и ждать, пока он снова возьмет ее.

— Три!

Дверь с треском распахнулась, и Сергей ввалился в дом, пошатываясь. Его глаза блестели от алкоголя и похоти, но, увидев Нину с ножом в руках, он замер. Несколько секунд они смотрели друг на друга — она, дрожащая, но с решимостью в глазах, и он, пьяный, но вдруг насторожившийся.

— Ты что, сучка, с ножом на меня? — прохрипел он, но в его голосе появилась нотка неуверенности.

— Уходи, Сергей, — сказала Нина, стараясь держать голос ровным. — Или я закричу. И не только закричу. Уходи, или пожалеешь.

Он смотрел на нее, прищурившись, словно оценивая, серьезна ли она. А потом рассмеялся — громко, хрипло, но этот смех был не таким уверенным, как раньше.

— Да ты шутница, Нина, — сказал он, отступая на шаг. — Ладно, сегодня не в настроении с тобой возиться. Но я вернусь, соседка. И ножик твой тебе не поможет.

Он сплюнул на пол и вышел, хлопнув дверью так, что та снова затряслась. Нина стояла, не шевелясь, пока его шаги не затихли вдали. Нож выпал из ее рук, звякнув о пол, и она рухнула на колени, задыхаясь от слез, которые наконец прорвались наружу. Она не победила, но хотя бы отстояла себя — на этот раз. И это было началом.

Поддержите меня на Boosty и подписывайтесь на Telegram или VK, чтобы получить доступ к эксклюзивным рассказам и быть в курсе всех новостей!

Спасибо за вашу поддержку!

Поддержать на Boosty Канал Telegram Группа VK