Нина Геннадьевна стояла, упрямо глядя в глаза директору, хотя внутри ее трясло от страха. Она понимала, что сейчас решается не только ее будущее в этой школе, но и то, сможет ли она вообще сохранить хоть крупицу достоинства. Иван Петрович медленно приближался, его тяжелый взгляд давил на нее, словно пытаясь заставить опустить глаза, отступить, подчиниться. Но Нина держалась, сцепив руки так сильно, что ногти впились в ладони.

— Угроза? — переспросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Нет, Иван Петрович, это не угроза. Это условие. Я хочу работать здесь, учить детей, делать то, ради чего я вообще пришла в эту профессию. Но если вы думаете, что я буду терпеть то, что было вчера, каждый раз, когда вам вздумается, то вы ошибаетесь.

Директор остановился в шаге от нее, его лицо исказилось в странной смеси удивления и раздражения. Он явно не привык, чтобы кто-то, тем более новенькая учительница, бросал ему вызов. Несколько секунд они молчали, воздух между ними звенел от напряжения. Нина чувствовала, как пот холодеет на ее спине, но отступать было некуда.

— Вы смелая, Нина Геннадьевна, — наконец произнес он, чуть склонив голову набок. — Смелая, но глупая. Вы ведь понимаете, где находитесь? Это не город, здесь свои правила. И кто, интересно, поверит вам, если вы вдруг решите пожаловаться? Я тут двадцать лет, а вы — три дня. Думаете, кто-то рискнет пойти против меня ради вас?

Нина сжала губы. Она знала, что он прав — в этой деревне он был чуть ли не царьком, а она чужачкой, которой еще предстояло заслужить хоть какое-то уважение. Но сдаваться она не собиралась.

— Может, и не поверят, — ответила она тихо, но твердо. — Но я не буду молчать, если это продолжится. Я найду способ, Иван Петрович. Хоть в город поеду, хоть в районное управление. А может, и до газет дойдет. Вы ведь не хотите, чтобы о вас писали, правда? «Директор сельской школы принуждает учительниц к… близости». Звучит не очень, согласитесь.

Ее слова повисли в воздухе, и Нина заметила, как на миг в глазах мужчины мелькнул страх. Но он быстро взял себя в руки, ухмыльнувшись.

— Вы блефуете, Нина Геннадьевна. У вас нет ничего — ни доказательств, ни свидетелей. А вот у меня есть власть. Один звонок — и вы не только без работы останетесь, но и с такой репутацией, что ни одна школа вас не возьмет. Думаете, я не смогу? Да тут каждая вторая сплетня до конца недели по всей деревне разлетится. И знаете, что скажут? Что это вы сами ко мне лезли, юбку задирали, лишь бы место удержать.

Нина ощутила, как кровь прилила к лицу. Он бил точно в цель, и она понимала, что в этой игре у нее почти нет шансов. Но что-то внутри нее — то ли упрямство, то ли остатки гордости — не давало ей сломаться.

— Пусть говорят что угодно, — ответила она, выпрямляясь. — Но я не стану вашей игрушкой. Если вы меня уволите, я уйду. Но я уйду с чистой совестью, а вот вам придется жить с тем, что вы сделали. И не только со мной.

Она бросила этот намек, не зная, есть ли у него другие жертвы, но надеясь, что попала в точку. Лицо директора дернулось, и Нина поняла, что угадала. Он молчал, глядя на нее сверху вниз, и в этот момент она впервые почувствовала себя не просто жертвой, а человеком, который может дать отпор.

— Вы закончили? — наконец процедил он, отступая назад и садясь за стол. — Тогда слушайте. Я не уволю вас… пока. Но не думайте, что это конец. Вы мне еще пригодитесь, Нина Геннадьевна. И если вы думаете, что сможете вот так просто диктовать мне условия, то скоро поймете, как сильно ошибались.

Нина кивнула, стараясь не показать, как ее колотит от его слов. Она повернулась к двери, но, прежде чем выйти, бросила через плечо:

— Я тоже не забуду, Иван Петрович. И если что-то случится, вы первый узнаете, что я не шучу.

Она вышла, закрыв дверь чуть сильнее, чем нужно. Коридор был пуст, и Нина прислонилась к стене, чувствуя, как ноги подкашиваются. Ей удалось выиграть эту маленькую битву, но война, она знала, только начиналась. Вопрос был в том, хватит ли у нее сил продолжать.

Дома Нина снова не могла уснуть. Она лежала в темноте, глядя в потолок, и думала о том, что делать дальше. Уйти из школы было бы проще всего, но это означало бы сдаться. Оставаться и молчать — значит, снова стать жертвой. Ей нужен был план, настоящий, а не просто слова, брошенные в запале.

На следующий день в школе все шло как обычно, но Нина замечала взгляды — учеников, коллег, даже уборщицы, которая мыла пол в коридоре. Ей казалось, что все знают, что шепчутся за ее спиной. Может, это была паранойя, а может, и нет. К обеду она решила поговорить с кем-то из учителей — найти союзника, хоть одного человека, которому можно доверять. Но кого? Все казались чужими, а после слов директора она боялась, что любая попытка открыться обернется против нее.

В учительской Нина наткнулась на ту самую девушку с длинными темными волосами, которая вчера заходила за мелом. Она сидела за столом, листая журнал, и подняла глаза, когда Нина вошла.

— О, Нина Геннадьевна, здравствуйте, — девушка улыбнулась, но в ее голосе было что-то натянутое. — Как дела? Первый месяц всегда тяжелый, правда?

— Да, нелегко, — Нина присела напротив, стараясь выглядеть непринужденно. — А вы давно тут работаете?

— Второй год, — ответила девушка, отложив журнал. — Меня зовут Света, кстати. Преподаю математику. А вы, говорят, из города? Как вас сюда занесло?

Нина коротко рассказала свою историю, опуская детали, и осторожно перевела разговор на школу. Она не знала, можно ли доверять Свете, но что-то в ее манере — мягкой, но с легкой иронией — внушало надежду.

— А директор… он всегда такой… строгий? — рискнула спросить Нина, внимательно следя за реакцией.

Света чуть нахмурилась, но тут же улыбнулась.

— Иван Петрович? О, он тут царь и бог. Любит, чтобы все по его было. Но вы не переживайте, привыкнете. Главное — не перечить ему слишком сильно, а то он злопамятный.

Нина кивнула, чувствуя, как внутри холодеет. Света явно знала больше, чем говорила, но лезть с расспросами было опасно. Они поболтали еще немного, и Нина ушла, решив, что попробует подружиться с ней позже. Ей нужен был кто-то внутри системы, кто мог бы подсказать, как выжить.

К вечеру, сидя дома, Нина достала тетрадь и начала записывать все, что с ней происходило — даты, имена, слова, действия. Это было рискованно, но она решила, что, если дойдет до крайности, эти записи станут ее оружием. Пусть не сейчас, но когда-нибудь она найдет способ использовать их. А пока ей нужно было продержаться, не сломаться и не дать им превратить ее в то, кем она не была.

Нина Геннадьевна закрыла тетрадь и спрятала ее обратно под подушку. В комнате было тихо, только слабый ветер стучал ветками в окно, напоминая ей, что она в этой деревне одна. Она легла, натянув одеяло до подбородка, и попыталась уснуть, но мысли продолжали кружиться. Завуч, его наглая ухмылка, слова о том, что противостоять бесполезно, не давали ей покоя. Она понимала, что он не отступит, как и директор. Они оба видели в ней добычу, и Нина знала, что каждый новый день будет проверкой ее решимости.

Утро пришло с серым небом и легким дождем. Нина собралась в школу, выбрав самую строгую одежду из своего гардероба — длинную юбку и плотную кофту, чтобы ни один взгляд не мог зацепиться за ее фигуру. Она решила, что больше не даст повода, даже невольного. В зеркале перед выходом она задержалась, глядя в свои глаза. Они были усталыми, но в них горел слабый огонек — вызов, который она бросила самой себе.

В школе день начался с привычной рутины. Уроки шли один за другим, и Нина старалась сосредоточиться на работе, на детях, на том, ради чего она вообще сюда приехала. Но тень вчерашнего разговора с директором висела над ней. Она заметила завуча в коридоре во время перемены — он стоял у окна, скрестив руки, и смотрел на нее с той же плотоядной улыбкой. Нина отвернулась, ускорив шаг, но чувствовала его взгляд до самого класса.

На последнем уроке в дверь постучали. Нина обернулась, ожидая увидеть кого-то из учеников или коллег, но в проеме появился завуч. Он вошел без приглашения, закрыв за собой дверь, и остановился у ее стола, пока ученики перешептывались, глядя на него.

— Нина Геннадьевна, — начал он громко, чтобы слышали все, — я тут по поводу расписания. Надо кое-что уточнить. Зайдите ко мне после урока, ладно?

Она кивнула, стараясь не выдать напряжения. Ученики уткнулись в тетради, но Нина знала, что они прислушиваются. Завуч вышел, а она продолжила урок, хотя голос ее дрожал. Когда звонок прозвенел, она собрала вещи, чувствуя, как сердце бьется в горле. Идти к нему было опасно, но не пойти — значило показать слабость. Нина решила, что пойдет, но на своих условиях.

Кабинет завуча находился в конце коридора, дверь была приоткрыта. Нина постучала и вошла, держа сумку перед собой, как щит. Он сидел за столом, лениво листая какие-то бумаги, но, увидев ее, отложил их и встал.

— Закройте дверь, Нина Геннадьевна, — сказал он, подходя ближе. — Нам надо поговорить без лишних ушей.

— Я оставлю ее открытой, — ответила она твердо, отступая на шаг. — Говорите, что хотели, и я пойду.

Завуч прищурился, но не стал настаивать. Он облокотился на стол, скрестив руки, и посмотрел на нее с насмешкой.

— Вы все еще думаете, что можете тут свои правила устанавливать? — начал он, понизив голос. — Я ведь помню, как вы в туалете дрожали, когда я вас трогал. А теперь что, решили, что можете мне отказывать? Ну-ну. Я вот подумал, что вы не до конца поняли, как тут все устроено. Я ведь могу сделать вашу жизнь в этой школе… скажем, интересной. Или наоборот — очень сложной. Выбор за вами.

Нина сжала ручку сумки сильнее, стараясь держать голос ровным.

— Я уже сказала, что не собираюсь играть в ваши игры. Если вы хотите мне угрожать, то делайте это открыто. Я не боюсь.

Он рассмеялся, шагнув к ней ближе. Нина отступила, но уперлась спиной в стену. Завуч остановился в шаге от нее, наклонив голову.

— Не боитесь? Это мы еще посмотрим. Я ведь знаю, что вы не такая уж железная, Нина Геннадьевна. Вспомните туалет. Вам же понравилось, правда? И не надо делать вид, что вы святая. Я видел, как вы текли, когда я вас лапал.

Ее щеки вспыхнули, но она не отвела взгляд.

— Вы воспользовались ситуацией, — сказала она тихо, но с яростью. — И если вы думаете, что я это забуду или позволю повторить, то ошибаетесь. У меня есть принципы.

— Принципы? — он хмыкнул, наклоняясь еще ближе, так что Нина почувствовала его дыхание. — А как насчет работы? Ради принципов вы готовы ее потерять? Или репутации? Я ведь могу шепнуть пару слов кому надо, и завтра вся деревня будет говорить, что вы тут с мужиками по углам шляетесь.

Нина сжала зубы, чувствуя, как злость перекрывает страх. Она понимала, что он может это сделать, и это сработает — сплетни в таких местах распространялись быстрее ветра. Но она не собиралась сдаваться.

— Докажите, — бросила она, глядя ему в глаза. — У вас нет ничего, кроме слов. А я могу рассказать свою версию. И поверьте, она будет звучать убедительнее.

Завуч замер, явно не ожидая такого отпора. Несколько секунд он молчал, а потом отступил, снова садясь за стол.

— Ладно, Нина Геннадьевна, — сказал он, ухмыляясь. — Играйте, если хотите. Но не думайте, что это конец. Вы мне еще сами прибежите, когда поймете, что без меня тут не выжить.

Нина развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. В коридоре она остановилась, прислонившись к стене, и глубоко вдохнула. Ей снова удалось отбиться, но каждый такой разговор отнимал у нее силы. Она знала, что завуч не отступит, как и директор, и что ей нужно что-то большее, чем просто слова.

В учительской она снова застала Свету. Та пила чай, глядя в окно, и выглядела задумчивой. Нина решила рискнуть.

— Света, можно вас на минутку? — спросила она, подсаживаясь. — Хочу спросить… как вы тут с завучем уживаетесь? Он… сложный человек?

Света посмотрела на нее внимательно, словно взвешивая, что сказать.

— Сложный — это мягко сказано, — ответила она наконец. — Он любит власть, как и Иван Петрович. Но с ним можно ладить, если не давать повода. А что, он вас достает?

Нина замялась, но решила открыться хотя бы чуть-чуть.

— Да, пытается. Угрожает, намекает… Я не знаю, как с этим справиться.

Света вздохнула, отставив чашку.

— Слушайте, Нина Геннадьевна, я вам честно скажу. Тут многие через это проходят. Кто-то терпит, кто-то уходит. Я сама… ну, скажем, научилась держать дистанцию. Но если он вас зацепил, то просто так не отстанет. Будьте осторожны.

Нина кивнула, чувствуя, как в груди теплеет от первого намека на поддержку. Света не предложила помощи напрямую, но ее слова дали Нине надежду. Может, она не одна в этой борьбе.

Дома Нина снова достала тетрадь и записала: «Завуч, после урока, угрозы и намеки на туалет». Она знала, что это только начало, но теперь у нее была хоть какая-то опора. Она закрыла тетрадь и легла, шепнув в темноту:

— Я не сломаюсь. Не дам им победить.

Поддержите меня на Boosty и подписывайтесь на Telegram или VK, чтобы получить доступ к эксклюзивным рассказам и быть в курсе всех новостей!

Спасибо за вашу поддержку!

Поддержать на Boosty Канал Telegram Группа VK