Я никогда не мог точно объяснить, почему мне было неловко из-за своей мамы. Это не было связано с тем, что она занималась чем-то постыдным или выглядела непривлекательно. Напротив, причина крылась в ее яркой, почти магнетической привлекательности. Она одевалась так, что невозможно было не заметить: элегантно, с легким налетом откровенности, который притягивал взгляды мужчин на улице. Их глаза скользили по ее пышной груди, округлым бедрам, длинным стройным ногам, и я, будучи рядом, чувствовал себя не в своей тарелке. Это было как будто я становился невольным свидетелем чужого восхищения, которое мне хотелось прервать.

На пляже это чувство обострялось до предела. Когда мама снимала легкий сарафан, оставаясь в купальнике, который подчеркивал каждый изгиб ее тела, я ощущал, как щеки начинают пылать. Ее фигура, словно созданная для восхищения, приковывала взгляды всех мужчин вокруг. Их глаза жадно следили за ней, и я, чтобы не ассоциироваться с ней в их сознании, старался отойти подальше, притворяясь, что мы не вместе. Я понимал, что это глупо, ребяческое даже, но не мог заставить себя вести иначе. Эти моменты заставляли меня чувствовать себя одновременно уязвимым и виноватым за свои эмоции.

С возрастом мое восприятие начало меняться. К восемнадцати годам стыд, который я испытывал в детстве, сменился чем-то другим — смесью ревности и защитного инстинкта. Теперь, когда мужчины пялились на маму, я не краснел, а злился. Их взгляды, полные вожделения, вызывали во мне желание встать между ними и ею, словно щитом. В нашей семье не было отца — он исчез из нашей жизни, когда я был еще ребенком, — и я ощущал, что вся ответственность за маму лежит на мне. Я не мог запретить людям смотреть, но в глубине души был готов дать отпор любому, кто посмел бы перейти черту. Это было мое внутреннее убеждение, мой долг как сына — оберегать ее от любых угроз, даже если они выражались лишь в слишком долгих взглядах.

Одно из самых ярких воспоминаний связано с нашей поездкой на море в то лето, когда мне исполнилось восемнадцать. Мы ездили на курорт почти каждый год — это была наша традиция. Мы оба любили плавать, загорать, наслаждаться теплом солнца и соленым запахом моря. Особенно мама. Она словно расцветала на пляже, и я не раз ловил себя на мысли, что она едет туда не только ради отдыха, но и чтобы в очередной раз продемонстрировать свою безупречную фигуру. Ее купальники всегда были откровенными, идеально сидели, подчеркивая все, что нужно, и даже больше. Они обтягивали ее тело так, что казалось, будто сама природа создала ее для того, чтобы вызывать восхищение. После шестнадцати я перестал ворчать про себя на эти наряды — втайне они мне даже нравились. Но была одна проблема: иногда я слишком долго смотрел на маму, и тогда приходилось бороться с собой, чтобы скрыть физическую реакцию, которая накатывала против моей воли.

Да, с возрастом я начал замечать, что мама вызывает во мне не только сыновнюю привязанность. Ее тело — пышная грудь, тонкая талия, округлые бедра — было словно произведение искусства, созданное, чтобы сводить мужчин с ума. И я, как бы ни старался, не был исключением. Мысли о том, что она моя мать, не всегда могли остановить прилив крови, который я чувствовал, глядя на нее. Это было мучительно — осознавать, что мои чувства выходят за рамки дозволенного, и одновременно не иметь сил отвести взгляд. Я боролся с собой, но ее естественная красота была сильнее любых моих попыток оставаться равнодушным. Но вернемся к той поездке, которая перевернула мою жизнь и жизнь моей мамы.

Пропущу подробности о том, как мы добрались до Турции и заселились в отель. Это была рутина: перелет, такси, приветливый персонал, стандартный номер с видом на море. Ничего примечательного, кроме привычного волнения, которое я испытывал перед каждой поездкой. Начну с третьего дня нашего отпуска, с одного из наших походов на пляж, который стал поворотным моментом в этой истории.

Перед поездкой я натыкался на статьи в интернете, где писали, что местные мужчины нередко пристают к туристкам, особенно к русским. Я всегда считал это преувеличением, ведь за все наши прошлые поездки ничего подобного не происходило. Мама, конечно, привлекала внимание, но все ограничивалось взглядами и редкими комплиментами. В этот раз, однако, я убедился, что слухи имели под собой основания. Турция встретила нас не только солнцем и морем, но и настойчивым вниманием местных мужчин, которое с каждым днем становилось все более явным.

В первый же день на пляже к маме подошли несколько мужчин — за два часа их было не меньше пяти. Они появлялись один за другим, словно по расписанию: улыбчивые, уверенные, с предложениями выпить коктейль, поболтать или «прогуляться». Их акцент, их манера держаться — все выдавало в них местных, привыкших к тому, что туристки легко поддаются на уговоры. Не знаю, то ли из-за моего присутствия, то ли потому, что мама умела держать дистанцию, но она всем отказывала. Ее голос был вежливым, но твердым, и каждый раз мужчины уходили ни с чем. Я смотрел на это со стороны и чувствовал странную гордость за нее — за то, что она не поддается, что остается собой, несмотря на их настойчивость.

На второй день история повторилась. Мужчины продолжали подходить, особенно когда я отлучался поплавать, а мама оставалась на шезлонге, лениво потягивая сок и листая книгу. Я не всегда слышал, о чем они говорили, но по их разочарованным лицам, когда они уходили, понимал, что она снова их отшила. Иногда я ловил обрывки ее фраз — спокойных, но решительных, — и это вызывало у меня облегчение. Я был рад, что она не дает им ни малейшего шанса, что она выше их примитивных уловок. Каждый такой момент укреплял во мне чувство, что я правильно делаю, присматривая за ней, даже если она и сама прекрасно справляется.

На третий день все изменилось. Утром мы решили не идти на пляж, как обычно. Вместо этого мы провели время на открытой террасе отеля, наслаждаясь легким бризом и видом на море. Потом прогулялись по курортному городку, разглядывая узкие улочки, небольшие лавки с сувенирами, яркие фасады домов. Мы болтали о пустяках, смеялись, и я на время даже забыл о своей привычной настороженности. К вечеру, когда солнце начало клониться к горизонту, мама вдруг предложила:

— Может, сходим на пляж? Вечером там не так жарко, и людей меньше. Будет приятно искупаться, как думаешь?

Я любил плавать, особенно в вечерние часы, когда море становилось спокойнее, а воздух — прохладнее. Поэтому я согласился без раздумий.

— Только мне нужно задержаться минут на десять, — добавила она, глядя на меня с легкой улыбкой. — Хочу подшить один купальник, лямка оторвалась. Не хочу, чтобы он сползал на пляже.

— Задержаться? — переспросил я, слегка удивившись. Обычно мы собирались вместе, и это было как-то неожиданно.

— Да, ненадолго. — Она улыбнулась шире, но в ее улыбке было что-то странное, почти неуловимое, что заставило меня насторожиться.

— Я могу подождать тебя, — предложил я, не желая оставлять ее одну.

— Нет, иди. Я догоню. — Она посмотрела на меня с той же уверенностью, но теперь в ее голосе появилась легкая игривость. — Не переживай, найду тебя. Вечером на пляже почти никого, я знаю, где ты будешь. Если что, я буду у того места, где обычно загораю. Там всегда свободно к вечеру.

— Ты уверена? Может, лучше вместе? — я все еще сомневался, чувствуя, что что-то не так.

— Иди, не спорь, — рассмеялась она, и ее смех был таким легким, что я почти поверил, что все в порядке. — Я быстро управлюсь и приду. Не заставляй меня повторять, хех.

Ее поведение показалось мне странным, но я не стал спорить. Схватил полотенце, плавки, надел шлепанцы и направился к пляжу, оставив ее в номере. Пока я шел, в голове крутились вопросы: почему она так настаивала, чтобы я ушел? Почему ее улыбка казалась не совсем искренней? Но я отмахнулся от этих мыслей, решив, что просто слишком много думаю.

На пляже я провел почти час, но мама так и не появилась. Сначала я подумал, что мы просто разминулись, и стал звонить ей. Телефон не отвечал — ни после первого, ни после пятого гудка. «Наверное, оставила в номере», — решил я, но тревога уже начала нарастать. Я пошел бродить по пляжу, вглядываясь в лица людей, проверяя наше обычное место, но ее нигде не было. Песок под ногами казался холоднее, чем обычно, а шум волн только усиливал мое беспокойство. В итоге я собрал вещи и направился обратно в отель, чувствуя, как внутри все сжимается от дурного предчувствия.

«Может, она передумала и осталась в номере? Но почему не позвонила? Это странно…» — мысли путались, пока я шел по дорожке к отелю.

В холле я заметил, что привычного консьержа, который всегда дежурил у стойки, на месте не было. За три дня он ни разу не отлучался, и это насторожило меня, но я был слишком поглощен мыслями о маме, чтобы заострить на этом внимание. Я поспешил к нашему номеру, надеясь, что она просто там, занимается своим купальником или решила отдохнуть.

Еще на подходе к двери я услышал звуки. Звуки, от которых внутри все сжалось. Это были приглушенные стоны, шепот, шорох — звуки, которые я не хотел слышать, но которые становились все отчетливее с каждым шагом. Чем ближе я подходил, тем сильнее колотилось сердце, а в висках билась барабанная дробь.

«Нет… нет, это не может быть правдой. Мама бы не…» — повторял я про себя, но каждый звук из номера словно подтверждал худшие опасения.

Дверь номера была приоткрыта, хотя на ручке висела табличка «Не беспокоить». Этой таблички не было, когда я уходил, и это только усилило мое смятение. Я осторожно повернул ручку, приоткрыл дверь и заглянул внутрь, стараясь не издать ни звука. Ноги дрожали, а воздух казался густым, как сироп.

— Ммм… Я не уверена… нам не стоит… — услышал я мамин голос, полушепот, полустон. Она говорила на английском, и это сразу дало понять, что она не одна.

— Вы же сами этого хотели, правда? — ответил мужской голос, низкий, с легким акцентом, который я уже где-то слышал.

— Мой сын… он может вернуться… я сказала, что приду быстро… через несколько минут… ммм… — ее голос дрожал, но в нем было что-то, от чего у меня кровь застыла в жилах. Она звучала не так, как обычно, — неуверенно, почти умоляюще.

Я замер. Неужели мама… с кем-то… с чужим мужчиной? Мое тело словно окаменело. Я не мог пошевелиться, дышал с трудом. В висках стучало, сердце колотилось так, что казалось, оно сейчас разорвется. Я не хотел верить своим ушам, но звуки продолжали доноситься, и каждый из них вонзался в меня, как нож.

«Мама… она бы не стала…» — повторял я, но уверенность таяла с каждой секундой.

— Если бы вы не тратили время на все эти ласки, мы бы уже закончили, — продолжал мужчина, и в его голосе чувствовалась насмешка, смешанная с нетерпением.

— Ммм… твои руки… я вся дрожу… — ее голос был слабым, почти сломленным, и это разрывало меня изнутри.

— Я знаю, как тебе помочь… — ответил он, и я услышал шорох одежды, словно кто-то стягивал ткань.

— Нет, подожди… не надо… — она пыталась возразить, но ее слова звучали неуверенно, как будто она сама не верила в то, что говорит.

Собрав остатки сил, я сделал несколько шагов к комнате и заглянул внутрь. То, что я увидел, чуть не лишило меня сознания. Мужчина, нависший над мамой, уже стягивал с себя одежду. Ее купальник был сдвинут, обнажая тело, которое я так старался не замечать все эти годы. Она лежала на кровати, ее глаза были полузакрыты, а дыхание — прерывистым. Я узнал его — это был консьерж, тот самый, которого не было на стойке, когда я вернулся. Теперь было ясно, почему его там не оказалось. Его руки скользили по ее телу, и она, хоть и шептала слова протеста, не отталкивала его.

— Видишь, как ты на меня действуешь? — сказал он, явно имея в виду свое возбуждение, которое уже не скрывал. Его голос был пропитан самодовольством, и это вызвало во мне волну ярости.

— Я не могу… это неправильно… — шептала мама, но ее голос дрожал, и она не сопротивлялась так, как я ожидал. Ее руки лежали на простыне, сжимая ткань, но не отталкивая его.

«Я должен что-то сделать… должен остановить это…» — мелькнуло в голове. Но я стоял, как вкопанный, не в силах пошевелиться. Мое сердце билось так громко, что я боялся, они услышат. Все, что я мог, — это смотреть, как моя мама, моя идеальная, неприкосновенная мама, оказалась в такой ситуации. Ярость, боль и бессилие смешались во мне, и я чувствовал, как земля уходит из-под ног. Что-то внутри меня рушилось, и я не знал, смогу ли когда-нибудь собрать эти осколки обратно.

Поддержите меня на Boosty и подписывайтесь на Telegram или VK, чтобы получить доступ к эксклюзивным рассказам и быть в курсе всех новостей!

Спасибо за вашу поддержку!

Поддержать на Boosty Канал Telegram Группа VK