День тянулся медленно, как мокрый асфальт под колёсами моей старой машины, которая скрипела на каждом повороте, пока я ехала в больницу. Дождь, начавшийся утром, оставил лужи на дороге, и их брызги шлёпали по днищу, заглушая радио, которое я включила, чтобы отвлечься. Но мысли всё равно крутились вокруг подвала, вокруг Миши — его грубых рук, его члена, вбивавшегося в меня, его пальцев, которые растягивали мою попку, несмотря на мои протесты, и этого странного, болезненного кайфа, который я не хотела признавать, но который всё ещё пульсировал где-то глубоко, смешиваясь с чувством вины, стыда и этого бесконечного жара, который я не могла потушить. Я сжала руль, чувствуя, как ладони липнут к пластику, как футболка под курткой цепляется за кожу, пропитанную потом, и как шорты, которые я так и не сменила, трутся о бёдра, напоминая о его сперме, всё ещё липкой, даже после того, как я попыталась вытереться.

Больница встретила меня запахом антисептика и гулом голосов в коридоре — медсёстры переговаривались у регистратуры, пациенты листали журналы в приёмной, и всё было таким обычным, таким знакомым, что я на секунду замерла, глядя на это, как на чужую жизнь. Я — докторша, которая мерит давление, выписывает таблетки, улыбается старушкам, — и я же — женщина, которую трахали в подвале, чей сын шепчет ей «ты моя», чья кожа покрыта пятнами от укусов, чья жизнь разваливается, как карточный домик, а она не знает, хочет ли его собирать. Работа прошла в тумане: я заполнила пару карт, выслушала жалобы на кашель, проверила анализы — ничего важного, ничего, что могло бы выдернуть меня из этого оцепенения. Коллеги болтали про отпуск, про цены на рынке, и я кивала, улыбалась, но их голоса звучали, как из-под воды, а перед глазами всё ещё стоял подвал, Миша, его пальцы, его шепот, и Дима вчера, с этим его взглядом, который видел больше, чем я могла вынести.

К обеду я сидела в ординаторской, глядя на холодный чай в пластиковом стакане, и пыталась собрать себя в кучу, но мысли путались, как провода в старой коробке. Паша — его руки, его голос, его одержимость, которая пугала и тянула, как магнит. Миша — его грубость, его пальцы в моей попке, это чувство, что я не могу сказать «нет», даже когда хочу. Джордж — его обещание, которое висело в воздухе, как туча перед грозой. Эмма — её пальцы, её взгляд, её тепло, которое я не могла понять, но которое оставило во мне след, как будто она тоже часть этого круга, который сжимался вокруг меня. И Дима — его молчание, его взгляд, его слова вчера, которые звучали, как намёк, как предупреждение, и я не знала, что он знает, но боялась, что он знает всё. Я сжала стакан, пластик хрустнул в ладони, и чай пролился на стол, оставив тёмное пятно, которое я не стала вытирать — слишком устала, слишком глубоко в этом болоте, чтобы заботиться о мелочах.

Домой я вернулась к полудню, больница отпустила меня раньше из-за пустого расписания. Дома было тихо, только дождь шуршал за окнами, и я рухнула на диван в гостиной, не снимая куртки, чувствуя, как она липнет к спине, как шорты трутся о кожу, напоминая о подвале, о Мише, о том, что я сделала, что позволила ему сделать. Полотенце, которое я так и не сменила, валялось на полу в спальне, и я не стала его поднимать — просто лежала, глядя в потолок, где трещина, как паутина, тянулась от угла, и думала, как всё дошло до этого. Когда я стала такой? Когда моя жизнь — работа, дом, Дима, Паша — превратилась в этот хаос, где каждый смотрит на меня, как на добычу, а я сдаюсь, падаю, хочу этого, даже когда ненавижу себя за это? Я вспомнила, как Паша был ребёнком, как он держал меня за руку, когда мы гуляли в парке, как он смеялся, когда я пекла ему блины, и теперь он — мужчина, который трахает меня, шепчет мне грязные слова, и я не знаю, как это остановить, потому что часть меня — большая, тёмная часть — не хочет останавливаться. Миша, Джордж, Эмма — они все тянут меня в эту пропасть, и я падаю, не сопротивляясь, потому что там, внизу, есть что-то, что я не могу объяснить, что-то, что делает меня живой, даже если это убивает меня.

Я лежала так до вечера, не включая свет, пока тени в гостиной не стали гуще, а дождь не стих, оставив за собой только влажный шёпот за окнами. Телевизор молчал, Дима не вернулся, Паша где-то пропадал, и я была одна, с этими мыслями, которые крутились, как карусель, не давая остановиться. Я встала, чувствуя, как тело ноет — бёдра от утреннего секса, шея от пятен, грудь от рук, которые трогали её, — и пошла в спальню, чтобы переодеться, но остановилась у зеркала, глядя на себя. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, пятна на шее, которые я не могла спрятать, и глаза — мои глаза, которые смотрели на меня, как на чужую. Кто ты, Лена? Я не знала, и это пугало меня больше всего.

Дверь хлопнула внизу, и я вздрогнула, услышав голос Паши — низкий, чуть усталый, и другой, незнакомый, молодой, с лёгким смешком. Я спустилась в прихожую, чувствуя, как холодный пол кусает босые ступни, и увидела их — Паша снимал мокрую куртку, его волосы были влажными от дождя, а рядом стоял парень, его ровесник, высокий, худощавый, с тёмными волосами, которые падали на глаза, и лёгкой щетиной на подбородке. Его джинсы были забрызганы грязью, кроссовки оставили мокрые следы на полу, и он смотрел на меня, когда я вошла, — не просто смотрел, а задержался, его взгляд скользнул по моему лицу, по шее, по футболке, которая обтянула грудь, по шортам, которые едва прикрывали бёдра, и я почувствовала, как этот взгляд цепляется за меня, как будто он видел больше, чем я хотела показать.

— Мам, это Ваня, — сказал Паша, не глядя на меня, бросая куртку на вешалку. — Мы в приставку поиграем у меня в комнате. Не мешай, ладно?

Его голос был ровным, но я уловила в нём тень — не злость, а что-то ещё, как будто он знал, что я стою здесь, дрожа, с его спермой, всё ещё липкой под шортами, и не хотел, чтобы я была слишком близко. Ваня улыбнулся, коротко, но его глаза — светлые, с лёгким прищуром — задержались на мне, и я почувствовала, как тепло заливает щёки, как этот взгляд пробивает меня, как будто он не просто друг Паши, а ещё один хищник в этом доме, который уже кишел ими. — Привет, — сказал он, и голос его был мягким, с лёгким хрипом, как будто он только что смеялся. — Классные булочки, кстати, — кивнул он на тарелку, но его глаза не отрывались от меня, и я поняла, что он говорит не только про выпечку.

— Привет, — буркнула я, чувствуя, как голос дрожит, и повернулась, чтобы уйти, но этот его взгляд остался в спине, как прикосновение, и я не могла стряхнуть это чувство — он смотрел на меня, как Паша, как Миша, как Джордж, и это пугало, но и тянуло, как магнит. Я поднялась в спальню, закрыла дверь, чувствуя, как сердце колотится, как тепло от его взгляда смешивается с этим бесконечным жаром, который я не могла потушить, и легла на кровать, глядя в потолок, пытаясь дышать ровнее, но мысли крутились, как вихрь, не давая остановиться.

Вечер опустился на дом, тени стали гуще, и я слышала, как Паша и Ваня поднимаются наверх, их голоса доносились из его комнаты — смех, щелчки геймпада, обрывки разговора, которые я не могла разобрать. Я встала, чувствуя, как тело ноет, как футболка липнет к спине, и пошла в ванную, чтобы умыться, но остановилась у двери Паши, услышав их голоса — громче, ближе, чем я ожидала. Дверь была приоткрыта, тонкая щель пропускала свет, и я замерла, не зная, зачем, просто притянутая этим звуком, этим чувством, что я должна услышать.

— …бери базу, Вань, не тормози! — голос Паши, резкий, с лёгким смешком, и щелчок геймпада, как выстрел. — Чё, опять лагает?

— Да не, нормально, — ответил Ваня, и его голос был ниже, с лёгкой хрипотцой, как будто он говорил тише, чтобы никто не услышал. — Слушай, Паш… твоя мама… она вообще огонь. Я б хотел такую, как она. Ну, знаешь… дико возбуждает, прям пиздец.

Я замерла, ощущая, как кровь бросилась в лицо, как тепло заливает щёки, шею, грудь, вниз, туда, где всё сжалось от этих слов, от этого его голоса, который говорил обо мне, как о добыче. Мои руки задрожали, я сжала край полотенца, которое всё ещё держала, и почувствовала, как сердце колотится, как этот жар, который я пыталась заглушить, вспыхивает снова, ярче, сильнее.

— Заткнись, Вань, — оборвал его Паша, и голос его был резким, почти злым, с этой ноткой, которую я знала — он не просто злился, он защищал, как будто я была его, только его. — Не трынди, играй давай.

Ваня засмеялся, тихо, но я услышала, как он сказал что-то ещё, слишком тихо, чтобы разобрать, и я отошла от двери, чувствуя, как ноги дрожат, как этот разговор оседает в груди, как комок, который я не могла проглотить. Он хотел меня — Ваня, друг моего сына, парень, который смотрел на меня в прихожей, и его слова — «дико возбуждает» — крутились в голове, как яд, который я не могла выплюнуть. Я вернулась в спальню, чувствуя, как тело горит, как этот жар смешивается с чувством вины, стыда, но и с чем-то новым — с этой мыслью, которая вспыхнула, как искра, и которую я не могла потушить: а что, если я попробую? Что, если я соблазню его, этого Ваню, посмотрю, как далеко это зайдёт, почувствую этот его голод, который я видела в его глазах?

Я открыла шкаф, чувствуя, как пальцы дрожат, как дыхание становится быстрее, и вытащила ночнушку — короткую, чёрную, с тонкими бретельками, которую я не носила годами, потому что Дима сказал, что она «слишком». Она была лёгкой, почти невесомой, и я надела её, чувствуя, как ткань скользит по коже, как она обтягивает грудь, оставляя соски проступать сквозь шёлк, как она едва прикрывает бёдра, оголяя ноги, которые всё ещё были липкими от Паши, от Миши. Я посмотрела в зеркало — бледное лицо, тёмные круги под глазами, пятна на шее, которые ночнушка не скрывала, и глаза, которые горели, как у чужой женщины, готовой на всё. Я вышла в коридор, слыша, как геймпады щёлкают в комнате Паши, как их голоса доносятся, и нарочно прошла мимо двери, зная, что Ваня может выйти, что он увидит меня, что он захочет меня ещё сильнее.

Я остановилась у лестницы, чувствуя, как ночнушка цепляется за кожу, как сердце колотится, и ждала, слыша, как дверь Паши скрипит, как шаги Вани — лёгкие, быстрые — приближаются, и зная, что сейчас он столкнётся со мной, увидит меня, и этот его взгляд станет последним толчком в пропасть, из которой я уже не выберусь.

Поддержите меня на Boosty и подписывайтесь на Telegram или VK, чтобы получить доступ к эксклюзивным рассказам и быть в курсе всех новостей!

Спасибо за вашу поддержку!

Поддержать на Boosty Канал Telegram Группа VK